[angessontautourdenous]

13.03.2009 в 00:33

Пишет  Alaine:

Рассказ 2
Вот, еще один рассказ. Эх, такими темпами станет мой дневник публичной библиотекой. Но никак не могла не утащить это к себе - понравилось.
И вот что подумала... Будь я главным героем, призраков стало бы двое.

Авторы: Е. Бычкова, Н. Турчанинова.
2006 г.

Призрак в наследство

Призрак в наследство

— Раньше квартира была коммунальной. Всего пять комнат. В одной живет какой-то неудавшийся писатель. В другой — выживающая из ума старуха. Но вы их не увидите и не услышите. Теперь выходы разные, и эти три комнаты ваши. — Маклер пропустил меня вперед.

Едва я переступил порог, как краем глаза заметил легкое движение в глубине коридора. Будто кто-то проскользил, не касаясь пола. Маклер не видел ничего и продолжал говорить, расписывая все достоинства вполне полноценной, отдельной трехкомнатной квартиры, но я уже не слушал его, внимательно осматриваясь.

— Эта комната немного узковата, но...

Я едва не сделал шаг назад, чтобы отступить перед волной тяжелого удушливого запаха разложения и какой-то болотной сырости. Темная, сырая комната с грязными клочьями обоев на стенах, на потолке подтеки, похожие на плесень. А с крюка для люстры свисал тонкий шнур, на конце которого болталась огромная черная крыса.

— Здесь недавно сделали ремонт.

Маклер шагнул к окну. На мгновение я закрыл глаза, а когда снова открыл, увиденная прежде картина рассыпалась. Стены оказались оклеены светлыми обоями, потолок белел свежей краской, и только темный крюк угрожающе напоминал о недавнем кошмарном видении. Интересно, как я буду жить здесь? Очаровательная компания — писатель, полусумасшедшая старуха, призрак, дохлая крыса, подвешенная к потолку, и разочарованный в жизни романтик...

— Это самая большая комната.

Наконец, я вздохнул облегченно. Здесь не было ничего. Только на окне звонко гудела одинокая муха.

— Значит, мы договорились? Если я вам понадоблюсь, у вас есть мой телефон.

Одна из трех комнат. А я думал устроить в одной спальню, в другой столовую... именно в той, где... Интересно, чья это была шутка с крысой?

— Благодарю за труд.

Маклер с радостным изумлением принял от меня купюру и, довольный, удалился.

Я остался один. В тишине, вернувшейся в квартиру, стали слышны посторонние звуки — приглушенный стук пишущей машинки за стеной, легкое поскрипывание половиц. И щебетание птиц за окном.

Я вышел в коридор, сквозь приоткрытую дверь увидел кусок блестящего ясеневого паркета, проем окна, светло-кремовую стену, и вдруг отчетливо почувствовал чье-то присутствие там, внутри. Как будто кто-то напряженно ждал, переступлю я через порог или так и не решусь войти. Неприятное ощущение. Мне захотелось немедленно повернуться и уйти, но что-то удержало на прежнем месте. Любопытство, может быть.

— Здесь кто-то есть?

Неизвестно откуда повеяло прохладным ветром, дверь таинственной комнаты приоткрылась еще чуть-чуть, и я опять увидел размытое движение прямо напротив окна.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Напряжение, неподвижно висящее в помещении, стало еще гуще. Гостеприимно открытая дверь вдруг с шумом и грохотом захлопнулась. Я едва успел отскочить.

Значит, моя помощь не нужна.

Я вернулся к себе и решил, что больше не стану пытаться завести дружбу с привидением из соседней комнаты. С меня достаточно и живых соседей.

Я вернулся после прогулки по городу поздно вечером. С внутренним содроганием прошел мимо «первой» нежилой комнаты. Так я мысленно стал называть ту... с крысой. Дверь «второй» снова оказалась приоткрыта. Она находилась как раз напротив моего кабинета, и это беспокойное соседство не доставляло особой радости.

Я честно держал данное себе слово не тревожить больше невидимого обитателя квартиры. Время от времени до меня доносились странные звуки, дверь периодически распахивалась, и тогда я чувствовал, что за мной наблюдают. Ненавязчиво и не враждебно. Несколько раз я видел тень, скользящую в темноте коридора, но такую смутную, что невозможно было разглядеть, как существо выглядит.

Я вошел к себе, зажег настольную лампу и еще раз с удовольствием осмотрел комнату. Все мне здесь нравилось — большое окно с плотными темно-зелеными шторами, письменный стол, книжные полки, неширокий диван, толстый ковер на полу... Я развернул сверток, что принес с собой, и вынул из коробки вазу с причудливым рисунком на стенках. Серая необожженная глина, травяной орнамент — тонкие стебли многократно вьются один за другим и сливаются в одну сплошную линию. Сухая, шершавая глина на ощупь почти неприятна, травинки с листьями неестественны, а круговорот их сплетения бесконечен.

Одиночество — плохой компаньон в походах по антикварным магазинам. Покупаешь то, что тебе заведомо не нужно, лишь чтобы убить время и придать значимость и хотя бы видимость цели бесцельным метаниям по городу. Я поставил вазу на полку и отошел к окну.

Тоска вдруг с такой силой ударила меня, что на мгновение стало трудно дышать. Глубина этого отчаяния, внезапно распахнувшегося в душе, снова испугала. Я крепко сжал кулаки и с трудом сдержался, чтобы не запустить в стену раритетной покупкой... Одиночество... Мое прекрасное одиночество временами превращалось в едва переносимый кошмар.

Тихий скребущий звук, какой-то странный шорох, отвлек от депрессивной мысли. Я обернулся и вздрогнул. Маленькая вазочка медленно двигалась все ближе к краю.

— Эй! Что за шутки?!

Я бросился спасать антикварную вещь, но она уже отделилась от этажерки и, повисев несколько мгновений в воздухе, упала на пол, брызнув мне под ноги мелкими осколками.

— Чертовщина какая-то! Я, конечно, понимаю — полтергейст, паранормальные явления, телекинез, но вазы зачем бить?!

Мимо меня пронесся легкий ветерок, явственно прозвучал тихий смешок, и все. Тишина.

Я опустился на пол и стал подбирать осколки. Мой невидимый сосед, кажется, обладал странным чувством юмора. Он был недоверчивым существом, которое холодно наблюдало за мной из соседней комнаты, хлопало дверью и дуло ледяным ветром в спину, а тут вдруг проявил себя как довольно славный общительный «парень», который хоть и разбил мою вазу, но отвлек от мрачных мыслей. Похоже, я смогу привыкнуть к нему...

...Я сидел за столом у своей настольной лампы с желтым абажуром, куртка лежала у меня на коленях, и мне казалось, что совсем скоро придется уходить. Казалось бы, дом у меня есть, и стол, и лампа с золотистым теплым светом, но они не радуют меня — и вот я сижу, напряженно вслушиваюсь в тишину и жду, что меня попросят уйти.

Я отвел, наконец, взгляд от абажура и вздрогнул от неожиданности, уронив куртку на пол. На моем диване в небрежной позе, закинув ногу на ногу, сидел незнакомец.

— Как вы сюда попали?! — повторил я мысленный вопрос вслух.

— Дверь была открыта. — Он прокомментировал ответ кивком в сторону входа.

Странная у него улыбка — улыбаются только губы, в темной синеве глаз плавает далекая печаль.

— А позвонить забыли?

Он состроил разочарованную физиономию и смерил меня с головы до ног быстрым взглядом.

— И вы туда же? Преподнести свою визитную карточку, доставить приглашение на чай... что еще? Тоска!

— Простите, что разочаровал, — отозвался я сухо, не чувствуя, впрочем, ни капли своей вины. — Как и все, я...

Он насмешливо фыркнул, перебив.

— Как все? Тогда скажите, почему из трех прекрасных комнат вы выбрали одну, и далеко не самую лучшую? А?

— Потому что...

Не могу же я сказать ему, что в одной живет привидение, а во второй...

— Ну?

— Потому что мне так захотелось. И я, кажется, не обязан отчитываться перед соседями.

Но он уже не слушал. Легко поднялся с дивана, подошел к книжной полке, рассмотрел черепок вазы.

— Красивая была вещица. Что же это вы, Георг, швыряетесь раритетным антиквариатом?

— Это не... Вы знаете мое имя?

— Я знаю о вас очень много. Например, что вы уходите куда-то рано утром и возвращаетесь поздно вечером, иногда, правда, наносите визиты старухе, а большую часть оставшегося времени лежите на этом диване и смотрите в потолок. Покупаете всякую ерунду, вроде той ужасной вазы. Знаю, что вы очень страдаете от одиночества, но никого не приводите к себе — ни девушек, ни парней. Не курите и не пьете, хотя в баре у вас стоит несколько бутылок марочного вина.

— Такое чувство, будто вы не выходили из этой комнаты.

Он бросил глиняный черепок обратно на полку.

— В некотором смысле это почти так... Хотя вы и думаете, что видите меня впервые.

И заметив, что я все еще не понимаю, добавил:

— Не так давно вы предлагали мне свою помощь... и... прошу прощения, что разбил вазу.

— Вы... ?! — Наверное, вид у меня был совершенно глупый, потому что он усмехнулся и отвесил мне элегантный полупоклон.

— Рив Д’Арт к вашим услугам.

— Так вы... ?

— Не бойтесь, называйте вещи своими именами. Я не обижусь. Привидение, призрак.

— Значит, в комнате напротив...?

— Ну да.

Я попытался собрать разбегающиеся мысли.

— И давно вы... в таком состоянии?

Он медленно прошел к окну и, отогнув уголок шторы, выглянул на улицу.

— Достаточно давно.

— А... что случилось? — я попытался, чтобы мой вопрос прозвучал как можно мягче.

Рив резко повел плечом и сказал глухо.

— Убийство. — И тут же бросил, не поворачиваясь: — Только не надо меня жалеть!

Слова сочувствия, которые вертелись на языке, не сорвались. Он каким-то невероятным образом угадал, что я хочу произнести.

— ...И не надо извиняться, не вы же меня застрелили!

— Вас?..

— Да!

— В этой квартире?

— Угу...

Я поднялся и подошел к нему.

— Вам, должно быть, ужасно?

Он повернулся, и теперь я совсем близко увидел ирреальные, ослепительно-синие глаза.

— Не особенно. И... мне будет проще, если мы перейдем на «ты».

Я кивнул. Невероятно — абсолютно живой, реальный человек, я отлично вижу и слышу его, даже чувствую запах дорогого мужского парфюма... Неужели привидения пользуются дезодорантом?

— Ничего смешного!

— Прости... я...

— Ты думаешь слишком громко. И вообще, раз я у тебя в гостях, мог бы предложить выпить.

— Да, конечно. Но разве ты...?

Он снова смерил меня своим красноречивым взглядом, и я поспешил к бару. Привидение у меня в гостях, требует вежливого обращения и выпивки.

— Мартини, коньяк, вермут или...?

— Коньяк. И рюмку побольше.

Рив принял бокал, и мне удалось почувствовать, что руки у него по-человечески теплые.

— Я не пил хорошего коньяка уже лет пятнадцать!

— А плохого?

— Не придирайся к словам!

Он поднес бокал к носу и вдохнул аромат.

— Ах, черт, все бы отдал, чтобы снова почувствовать его вкус.

— Что же тебе мешает?

С печальной улыбкой он покачал головой и поставил рюмку на стол.

— Я призрак. Ты забыл. Я утратил часть человеческих способностей. Взамен, правда, приобрел другие: например, умение проходить сквозь стены. Но я с радостью отдал бы это за один час прежней жизни. Больше всего в моем состоянии не хватает алкоголя и секса...

— А... за что тебя?

Он опустил голову, так что белые, кудрявые волосы скрыли его лицо, а потом снова вскинул ее с улыбкой.

— Ладно. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за гостеприимство.

— Рив, подожди.

Но он решительно направился к выходу.

— Постой! Как я могу тебе помочь?!

В это самое мгновение широкоплечая фигура исчезла, растворившись в воздухе. Я вышел в коридор, но не успел сделать и шага в сторону «первой» комнаты, как ее дверь громко захлопнулась перед моим носом. Это называется «спасибо за гостеприимство»? Приходите почаще, а без вас веселее?! Я развернулся и ушел к себе, едва справившись с искушением тоже хлопнуть дверью.

...Нахмурив лоб в глубоком мысленном усилии, Рив склонился над шахматной доской.

— Ну да, — размышлял он вслух, — если я пойду конем... нет, пожалуй, конем не стоит. — Он сидел, чуть склонив голову к плечу, и машинально постукивал основанием пешки по подлокотнику кресла. Забавно это, наверное, смотрелось бы со стороны для постороннего человека: шахматная фигурка в невидимой руке подпрыгивает в воздухе.

— Так что с конем?

— Подожди, я думаю.

Я был «знаком» с ним уже несколько дней. После своего неожиданного появления Рив стал «заходить в гости», и скоро я понял, что это знакомство доставляет мне очень много хлопот.

Видимым Д’Арт становился только в хорошем настроении. Тогда он охотно беседовал со мной, рассматривал мою коллекцию нефрита, подолгу переставляя с места на место полупрозрачные зеленоватые фигурки... Играл со мной в шахматы.

В остальное время я чувствовал на себе резкие перепады его настроения. Слышал далекие, отрывистые, довольно неприятные звуки, похожие на скрип железа по стеклу, в воздухе висело гнетущее уныние, словно он приоткрывал дверь из своего невидимого мира в мою комнату, и тот, другой мир был настолько несовместим с нашим, что даже легкое его дыхание становилось непереносимым.

Мне казалось, он ждет моего возвращения из города и даже как будто сердится, если я задерживаюсь... Ваза с травяным орнаментом не стала единственной жертвой его дурного настроения. Пару раз я находил мелкие осколки другой посуды, и всегда казалось, что ее хватали для того, чтобы в страшной ярости швырнуть в стену... Не знаю, зачем он делал это.

Иногда Рив казался мне рассерженным ребенком, обиженным мальчишкой, который швыряет на пол все, что попадается под руку, и хлопает дверью, сам не зная, на кого сердится. Он нравился мне, и я очень хотел понять его. Что он такое? Потерянная душа или слабый сигнал, идущий откуда-то издалека? Мне казалось, что сейчас в нем больше неуправляемых эмоций, чем разума. Поэтому он так непредсказуем и не может удержать бурных всплесков своего настроения, и кажется немного... безрассудным. Впрочем, в шахматы он обыгрывал меня чаще, чем я его...

Рив быстро взглянул на меня из-под белых волос, упавших на лоб, и тут же опустил глаза:

— Что ты так смотришь?

Я поспешно отвел взгляд и снова уткнулся в доску, на которой за эти несколько минут так ничего и не изменилось.

— Хочешь о чем-то спросить?

Я хотел. Вопросов было много — где и как он живет, что чувствует, почему я вижу его... И неужели он всегда заперт в этой квартире? Может быть, он и сердится, превращаясь в невидимый ледяной вихрь, зная, что ему не вырваться из пустой трещины между двумя мирами? Может быть, не злоба это, а отчаяние?

— Почему ты захлопываешь дверь, когда я пытаюсь войти в ту комнату?

— Это не я, — ответил он задумчиво. — Это мои экзоплазматические проявления... Твой ход.

Может быть, и правда не он? Может быть, вместе с ним в этом куске пространства заперто злобное существо, дышащее холодной враждебностью мне в спину? Невидимый страж из невидимого мира, от которого Рив может убежать на несколько часов, а потом должен вернуться обратно?.. Впрочем, все это фантазии, ничего я не знаю о мире призраков и ничего не знаю о парне, сидящем передо мной. Почти не задумываясь, я переставил какую-то из фигур, и Рив тут же укоризненно покачал головой, сделал свой ход, сказал «шах» и рассмеялся.

— Ну что, будем доигрывать или начнем новую партию?

— Давай новую, — сказал я со вздохом и, как проигравший, стал расставлять фигуры, а довольный Рив поднялся и подошел к полюбившемуся ему нефриту:

— Кстати, сюда идет твой сосед — писатель. Слышишь?.. Ну да, ты же не слышишь. Сейчас постучит в дверь... Вот, пожалуйста.

Я еще не привык к его способности видеть и чувствовать сквозь стены и поэтому вздрогнул, когда услышал громкий стук в дверь.

Литератор вошел стремительно и свободно, словно к себе домой.

— Привет. Слушай, не знал, что у тебя здесь так хорошо, а то заглянул бы раньше.

Он с видимым удовольствием огляделся по сторонам, не замечая Рива, сидящего на полу перед столиком с нефритом.

— Садись. Хорошо, что ты пришел.

Я уступил ему свое кресло, стараясь не смотреть на Рива, и сел напротив.

— Ты что, играешь в шахматы сам с собой.

— Ну... да, — пробормотал я, и мой собеседник засмеялся.

— И кто выигрывает?

— С переменным успехом, — ответил за меня невидимый и неслышимый Рив, поднимаясь. — Георг, не хочешь уступить и мне место?

Писатель удивленно взглянул на меня, не понимая, почему это я вдруг поспешно поднялся и пересел на диван.

— Значит, ты играешь в шахматы... — сказал он после недолгого молчания.

— Играет-играет, — снова ввязался в разговор Рив, вытянув ноги и положив их на край шахматной доски. — Ну, давай, парень, не стесняйся, скажи нам, зачем пришел. Стрельнуть денег или, может быть, хочешь сделать Георга главным героем своего нравственно-эротического романа?

— Хорошая квартира, — сказал сосед, прерывая, как ему казалось, неловкое молчание.

— Да. Неплохая... Не хочешь ли чего-нибудь выпить?

— Обойдется, — вскинулся Рив. — Это мой коньяк. Пусть пьет свой портвейн.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался писатель.

— Не хочешь сыграть партию-другую? — повторяя мои интонации, спросил Рив, а потом вдруг снял ноги с доски, наклонился вперед и быстро передвинул белую пешку на одну клетку.

Я вскочил, отвлекая внимание соседа от этих противоестественных передвижений.

— А я все-таки налью нам... У меня есть отличный коньяк.

— Это мой коньяк, — снова напомнил Рив.

— Ну давай, — осторожно согласился писатель, пристально за мной наблюдая и, наверное, недоумевая, отчего я краснею, бледнею, отвечаю невпопад и вообще веду себя странно. — ...А почему три бокала?

Я резко отставил бутылку, сообразив, что собираюсь налить «несуществующему» Риву.

— Да, действительно... три.

— Эй! Один бокал мой! — воскликнул невыносимый Д’Арт и с грохотом опрокинул несколько фигур. Писатель вздрогнул и уставился на доску, а я поспешил заговорить о чем-то постороннем, сделав вид, что ничего не заметил. Некоторое время сосед оглядывался украдкой: он еще не понял, что происходит, но уже почувствовал, что у меня в комнате «нечисто». К счастью, коньяк был действительно хорошим, и писатель постепенно успокоился. Я же сидел, боясь поднять глаза, — теперь Рив стоял за спиной соседа, опираясь на спинку его кресла, и подбрасывал на ладони одну из шахматных фигур. Если он не поймает ее в очередной раз, она упадет прямо тому в бокал.

— Ух ты, Георг, это что, нефрит? — Сосед заметил мою маленькую коллекцию и выбрался из кресла. — Можно посмотреть?

— Да, конечно, — подтвердил я облегченно, радуясь, что он отойдет в дальний угол комнаты и не увидит полетов фигурки над своей головой.

Я обернулся к Риву и замер. Что-то странное происходило с ним... с его лицом. Не отрываясь, он смотрел на писателя, присевшего перед стеклянным столиком, и в его темных глазах горела почти... ненависть?

— Это мой нефрит, — сказал он глухо и отшвырнул пешку (к счастью, она беззвучно упала на ковер). — Слышишь, ты! Это мой нефрит!!

Как будто дрожь пробежала по его телу, и мне показалось, что сквозь красивое лицо проступают злобные, почти безумные черты другого, чужого и опасного лица. Это было настолько страшно, что я вскрикнул:

— Нет! Нет, не трогай!

Литератор поспешно отдернул руку и оглянулся с безмерным удивлением. Но я успел справиться с собой и повторил спокойно.

— Пожалуйста, не трогай.

— Ладно, не буду. Не волнуйся. — Видимо, он уже удостоверился, что у меня не все в порядке с головой, и решил не перечить. — Все нормально... Я пойду, пожалуй.

Он осторожно поставил недопитый бокал на столик. Неловко кашлянул, еще раз странно посмотрел на меня и вышел.

Я опустился на диван, чувствуя внезапную усталость, а Рив, прежний довольный Рив, уселся рядом. Как только «его нефриту» перестала угрожать опасность, он мгновенно успокоился.

— Ну что, Георг, сыграем еще партию?

Я промолчал и допил коньяк.

— Ты обиделся? Я всего лишь немного пошутил.

Я молчал.

— Брось. Он все равно ничего не понял. А если и понял, то не придет больше. И отлично. Ладно тебе, перестань... Ты что?.. Я испугал тебя?!

Я резко отвернулся.

— Георг, — при всей мягкости этого негромкого голоса, в нем слышалась пока еще отдаленная угроза. — Не надо так со мной.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть лицо с правильными чертами, которое могло превратиться в злобную маску, если Риву не понравится мой ответ.

— Да. Я опасаюсь тебя. Я никогда не знаю, что ты сделаешь — разобьешь вазу о стену или о мою голову. Тебе нравится нефрит? Забирай его, только оставь меня в покое!

Теплая рука прикоснулась к моему плечу.

— Не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого... только не серди меня...

Я вошел в комнату после долгой прогулки по городу и быстро осмотрелся. Ничего не разбито, но нефритовые фигурки снова переставлены — Рив ждал меня и не дождался. Теперь может появиться в любую минуту.

Даже самому себе я не признавался, почему стал задерживаться допоздна, почему боюсь заходить в «самую тихую» из трех комнат... когда-то она была самой безопасной... «Мой коньяк... мой нефрит». Что будет, когда он скажет «мой Георг»?! Не этого ли я боюсь?

«Георг, не хочешь уступить и мне место?»


Раньше он был для меня только непредсказуем, и было что-то оригинальное в резких сменах его настроения. Теперь я начал понимать, что существо, которое я считаю своим другом, опасно. Раньше необычное знакомство приятно интриговало, теперь оно пугало меня. Я видел в Риве всего лишь обычного парня, немного нахального, немного странного, но, впрочем, довольно обаятельного. Меня обманули его живое тепло, улыбка, голос. Я забыл, что он не человек. Все-таки не человек. Был когда-то тем обаятельным и бесшабашным парнем, которого я продолжаю видеть в нем сейчас. Но его уже нет! Остался образ, тень, маска...

Я включил настольную лампу. Положил руки на стол, подбородок на руки, а перед собой поставил зеленого дракона, любимую «игрушку» Рива. Смотрел на статуэтку и вспоминал...

«— ...Почему так долго? Где ты был?

Я напрягся внутренне, словно в чем-то провинился.

— Привет, Рив.

Он, как всегда, шагнул в комнату из воздуха, помолчал, пристально рассматривая меня и, видимо, пытаясь понять причину моего отсутствия, а потом сказал тихо, с едва заметной угрозой.

— В последнее время ты слишком часто уходишь... Зачем к тебе опять приходил этот?.. — Он смотрел на меня так, словно знал, что я солгу, и он сразу уличит меня в этой лжи.

— Приносил начало нового романа.

— И ты читал?

— Да.

— У тебя не было времени для того, чтобы поговорить со мной, но для него нашлось...»

Я невесело усмехнулся и погладил дракона по острому зеленому гребню. Может быть, стоит уехать? Бросить все это недвижимое наследство и сбежать? Но тогда он опять останется совсем один.

Я выпрямился, отодвигая фигурку, и вдруг спиной почувствовал неожиданный сквозняк, холодный поток воздуха.... обернулся... стал оборачиваться, успел заметить распахнутую дверь, быстрое движение, и тут что-то ударило меня прямо в висок...

Тихий голос долетал до меня из темноты.

— Георг! Георг, вы меня слышите?

Голова болела, в висках тупо пульсировала кровь. Я открыл глаза и увидел высоко-высоко над собой потолок с бронзовым колокольчиком люстры, стены, ушедшие куда-то вверх... и совсем близко — встревоженное лицо старушки-соседки.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она, обтирая мне лоб мокрым полотенцем.

— Что случилось? — Шепот гулом отозвался моей в голове.

— Я услышала стук, грохот, звон. Прибежала к вам, дверь в квартире настежь, вы лежите на полу. — Она помогла мне перебраться на диван и положила полотенце на лоб. — В последнее время я часто слышу странные звуки...

— Какие звуки? — спросил я машинально.

— Стук. Хлопки. Знаете, как будто кто-то бегает из комнаты в комнату и хлопает дверьми. Голоса...

— Какие голоса?

— Не знаю. Как будто спорят, то громче, то тише, но слов не разобрать. Георг, а вы разве не знаете, кто это был?! — Старушка вопросительно посмотрела на меня своими прозрачными бледно-голубыми глазами, ожидая, что я придумаю что-нибудь правдоподобно-успокоительное о странных голосах, хлопающих дверях и летающих вазах.

— Знаю... и не знаю, — кивнул я. — Но все же больше не знаю. ...Он появился через насколько дней после того, как я переехал сюда...

Наверное, у меня, действительно, сильно болела голова, если я начал рассказывать о Риве едва знакомому человеку. Старушка слушала, изредка кивала головой с аккуратным седым пучочком на затылке и ласково поглаживала меня по руке.

— Я хотел помочь ему. Сначала мы разговаривали, играли в шахматы. А потом он стал злиться, раздражаться по пустякам. Теперь мне кажется, что он... ненавидит меня.

— Потерянная душа, — сказала старушка задумчиво. — Вы не сможете помочь ему, Георг. Теперь он крепко привязался к вам.

— Что значит «привязался»?

— Вы думаете о нем, жалеете его, даете свою силу. И чем больше вы ее будете отдавать, тем больше ему будет нужно.

— Чушь! — воскликнул я не очень вежливо, а потом добавил уже менее уверенно: — Неправда.

Старушка печально посмотрела на меня:

— Он вам нравится?

— Да.

— Может быть, он и не желает вам зла, но вы нужны ему, и он будет причинять вам боль, потому что не может по-другому. Вам не жалеть его надо, а защищаться. Будет очень печально, если в нашем доме вместо одного призрака окажется два.

Придерживая полотенце, я приподнялся:

— Вы думаете, он может убить меня? Но зачем?!

— Он хочет жить, и вы даете ему иллюзию жизни, — или умереть до конца, но вы-то живы и не даете ему покоя. Живым он быть не может. Дайте ему покой, Георг...

...Покой... Разве я могу дать покой?..

Я стоял перед закрытой дверью. После моего разговора с соседкой Рив пропал. Совершенно пропал, не появлялся уже неделю, и нефритовые фигурки замерли на столе в постоянной неподвижности.

Я положил ладонь на ручку двери, подождал, чувствуя под пальцами холод металла, и резко распахнул ее. Комната была пуста. Как всегда. Она казалась очень большой, очень светлой и абсолютно безопасной. Длинный луч солнца, лежащий на полу, говорил беззвучно: «Не бойся, подойди, поиграй со мной...». Прохладный ветерок пробирался сквозь щелки в рамах окна.

— Рив, — позвал я тихо.

Мне не ответили. Тогда я отпустил ручку, за которую продолжал держаться, словно это была единственная связь с реальностью, и ступил в комнату... Ничего не произошло.

— Рив! — повторил я громче и сделал еще один шаг вперед...

Пол качнулся под ногами, на мгновение перехватило дыхание, как во время долгого прыжка, просторная комната поплыла перед глазами... «Подойди, поиграй со мной»... Смутные тени, движение, похожее на взмахи крыльев огромной бабочки, бледные огоньки...

Я открыл глаза и понял, что секунду назад захлопнул за собой дверь в свой мир. То, что было комнатой в другой реальности, здесь превратилось в огромнейший зал заброшенного старого замка. Обрывки гобеленов колыхались на стенах, древние выцветшие портьеры тяжелыми складками сползали на пол и лежали на мраморных плитах грудами тусклого шелка. Пыль, паутина, сухие листья на полу...

Я медленно пошел вперед, слыша тихий шорох своих шагов. Из пустоты зала мне навстречу плыли смутные очертания колонн, уходящие в сизые клубы тумана, текущие высоко-высоко над головой... медленные реки, дымные волны которых срывались и плыли, скользили и таяли. Я уже видел где-то эти искривленные стены из дыма или тумана. Может быть, во сне блуждал между них. И так же вокруг меня кружили тени сухих кленовых листьев, похожие на летучих мышей... Здесь не было времени, а пространство заложилось крупными складками, в которых запутались сны.

— Рив! — мой голос беззвучным шелестом поплыл по призрачному миру и растворился. Мимо промелькнул солнечный луч и легко прошел сквозь стену. Рой бабочек или цветов выпорхнул из полумрака, закружился, слепя яркими лепестками, и растаял.

— Рив.

На меня снова налетело сияющее, щебечущее и шепчущее облако танцующих мотыльков и унесло это имя с собой. Из туманной стены выплыл обломок готического собора, я увидел разноцветную мозаику витражей, острую арку окна, каменную горгулью, крепко уцепившуюся за дождевой слив, она ухмыльнулась, оскалив хищную мордочку, и провалилась вместе с крышей, окном и витражами куда-то мне под ноги, словно смытая черной водой.

Расцвели и мгновенно завяли дрожащие звездочки цветов, пронеслись, догоняя друг друга, две паутинки снов, ручеек тумана обмелел, и я остановился.

Он сидел на полу, обхватив колени руками, опустив голову. И пространство вокруг него казалось застывшим, словно я ступил на единственный устойчивый выступ в этом призрачном доме.

— ...Зачем ты пришел? — Рив поднял голову и посмотрел на меня. Лицо его, оставаясь прежним, неуловимо менялось... словно расцветало и увядало мгновенно, как те цветы, как все в этом неустойчивом мире. — Уходи... Этот мир не для тебя.

Он сжал руки на коленях:

— Я не хочу причинить тебе вреда. Дай мне спокойно... побыть одному. Этот мир не существует. Все это иллюзия! — он стукнул кулаком по стене. — И я не существую. Это как сон... Тебе снятся сны?

— Да.

— Наверное, они приходят отсюда. Мы все приходим отсюда. Волшебные сады, ночные кошмары, призраки, феи, беззвучные голоса... — Рив замолчал, а потом вдруг сказал очень тихо и очень тоскливо: — Отпусти меня... пожалуйста.

Его подвижные руки снова сжались, пальцы переплелись, а синие глаза поблекли, потускнели.

Он устал. Он хочет уйти отсюда, хочет убедить себя и меня в том, что его больше нет, поверить в то, что его тело, тепло которого я чувствую, такой же мираж, как прозрачно-каменные стены, как бабочки, выпархивающие из пустоты. Как только он поверит в это до конца... как только я позволю ему поверить, он будет свободен.

— Я так устал...

«Покой... дай ему покой...»

В прозрачной синеве красивых глаз стояла тоска.

— Рив, что я могу сделать?

— Уходи, — прошептал он, прислоняясь затылком к стене и опуская веки. — Уходи...

Он хотел покоя... Неужели это я не пускаю его? Неужели держу в этом пустом, призрачном мире, давая иллюзию жизни своим желанием видеть его живым? Но я не хочу для него такого существования! Не должен хотеть!

— Как мне выйти отсюда? Где выход?

Он небрежно махнул рукой.

— Везде. Где хочешь.

Я обернулся и увидел в нескольких шагах от себя прозрачную арку, а дальше за ней распахнутую дверь в свою комнату. Она казалась нечеткой, словно смазанной: бледно-золотистое пятно света от настольной лампы, громоздкие очертания дивана у стены, темный контур окна... Я посмотрел на свой реальный, светлый дом и сказал тихо:

— Прощай, Рив. Тебя... не существует.

Синие глаза улыбнулись мне в ответ.

— Прощай, — ответил он, и я вдруг увидел ярко-алое пятно, медленно проступающее на его груди. Оно становилось все больше, расползаясь по светлой рубашке...

Я бросился назад, сам не зная зачем.

— Рив! Ты... ранен?

Он продолжал сидеть, не меняя позы, и улыбался, глядя куда-то мимо меня, васильковые глаза становились все бесцветнее, в них кружился далекий туман.

— Нет, я — мертв.

Бледное лицо стало спокойным, наверное, таким оно было при жизни. Бурная, непостоянная, яростная, опасная тень из призрачного мира уходила, растворялась, таяла...

Теперь оставались только его черты, его светлые глаза, бледные губы, волосы, похожие на этот дым. И только кровь на груди была ярко-алой. Я стоял, не двигаясь, и смотрел, как Рив умирает от выстрела, сделанного много лет назад.

Я отпускал его...